(1) Одиннадцать дней назад к нам вошёл наш директор и, словно читая стихи, сообщил нам своим певучим, торжественным голосом: «Господин попечитель учебного округа его сиятельство граф фон Люстих на днях осчастливит наш класс посещением и, быть может, пожелает присутствовать на уроке русского во время диктовки».
(2)— Теперь этот день наступил. (3)Мне особенно жалко Тимошу Макарова, моего лучшего друга, сидящего сзади, наискосок от меня. (4)У него недавно был тиф, и он сильно отстал от класса. (5)Его лопоухое, рыжее от веснушек лицо выразило смертельный испуг.(6)Тимоша... погоди... я придумал!
(7)В одну секунду я вытаскиваю у себя из-за пазухи верёвочный хвост от бумажного змея, привязываю к своему башмаку, а другой конец сую Тимоше:
— Привяжи к ноге... да покрепче! (8)Дёрну раз – запятая. (9)Два – восклицательный. (10)Три – вопросительный. (11)Четыре – двоеточие.
(12)Понял?
(13) Рядом с ним сидит Муня Блохин, маленький, кучерявый и быстрый.
(14) Он тотчас ныряет под парту: расширить телефонную сеть. (15)Не может же он допустить, чтобы таким замечательным изобретением пользовался всего один человек! (16)3а спиной у Тимоши сидит второгодник Бугай. (17)Нужно провести телефон и к нему. (18)Рядом с Бугаем – Козельский, последний ученик в нашем классе, нужно провести телефон и к нему, не то он выдаст нас всех с головой. (19)3а Зюзей Козельским, на Камчатке, у самой стены, сидят знаменитые на всю гимназию пучеглазые братья Бабенчиковы. (20)У них кулаки как гири, нужно протянуть телефонные нити и к ним.
(21)В нашем классе я считался чемпионом диктовки. (22)Я писал без единой ошибки самые дремучие фразы. (23)В запятых не ошибался никогда.
(24) Вот распахнулась дверь, и в класс вошёл какой-то дубоватый незнакомец с неподвижным, топорным лицом и немедленно начал диктовать.
(25) Пришлось поработать моей правой ноге! (26)Всё время, пока длилась диктовка, я дёргал ногою так, что у меня даже в глазах потемнело.
(27)Диктовка была такая (я запомнил её от слова до слова):
«(28)В тот день (дёрг!), когда доблестный Игорь (дёрг!), ведущий войска из лесов и болот (дёрг!), увидел (дёрг!), что в поле (дёрг!), где стояли враги (дёрг!), поднялось зловещее облако пыли (дёрг!), он сказал (дёрг! дёрг! дёрг! дёрг!): „Как сладко умереть за Отчизну!" (дёрг! дёрг!)»
(29) Наши парты дрожали, как в судороге. (30)Я без устали передавал свои сигналы товарищам. (31)По окончании диктовки дубоватый незнакомец с неподвижным, топорным лицом взял наши тетради и унёс неизвестно куда.
(32)Через неделю в класс деревянной походкой снова вошёл незнакомец и заявил, что комиссия по проверке успехов учащихся рассмотрела тетради с написанной нами диктовкой и отметила одну странную вещь... (33)Вот хотя бы Зуев Григорий и Козельский Иосиф... (34)Нельзя ли пригласить их к доске? – и, повернувшись к доске, написал на ней мелом:
«В тот день когда: доблестный Игорь ведущий? войска из лесов и болот увидел что в поле где? стояли, враги поднялось!? зловещее облако пыли?»
— (35)Вот как написал свою диктовку ученик Козельский Иосиф. (36)3а такую диктовку единица, конечно, слишком большая отметка.
(37) Все захохотали, кто-то свистнул. (38)Незнакомец постучал деревянным своим пальцем по кафедре и проговорил уже без всякой улыбки:
— Но есть среди вас такие, что даже нуля недостойны. (39)Бабенчиков Александр написал свою диктовку так:
«В тот день когда доблестный Игорь веду, щий вой!ска из ле?сов и бо, лот уви, дел что в поле где стоя, ли вра!ги поднялось зловещее об, лако пы?ли он сказал как слад, ко умереть: за От, чизну».
(40)Беда произошла оттого, что почерк был у меня очень медленный, детский, а у товарищей – быстрый. (41)Когда я с трудом выводил третье или четвёртое слово, мои товарищи уже писали седьмое, девятое. (42)Слепо понадеявшись на мой телефон, товарищи, сидевшие далеко позади, уже не шевелили мозгами и по сигналу готовы были ставить запятые внутри каждого слова, даже разрезая его пополам.
(43) После этого дня я долго не мог ни кашлянуть, ни засмеяться, ни вздохнуть, ни чихнуть – так болели у меня рёбра от той благодарности, которую выразили мне мои сверстники.
(По К. И. Чуковскому*)

* Чуковский Корней Иванович (настоящее имя – Николай Васильевич Корнейчуков, 1882-1969) – русский советский поэт, публицист, переводчик и литературовед, детский писатель, журналист.

(1)Благодетельная судьба скоро послала мне неожиданное новое наслаждение, которое произвело на меня сильнейшее впечатление и много расширило тогдашний круг моих понятий. (2)Против нашего дома жил в собственном же доме С. И. Аничков, старый богатый холостяк, слывший очень умным и даже учёным человеком. (3)Аничкова не любили, а только уважали и даже побаивались его резкого языка и негибкого нрава. (4)К моему отцу и матери он благоволил и иногда давал взаймы денег, которых больше никто просить у него не смел.

(5)Он услышал как-то от моих родителей, что я мальчик прилежный и сообразительный, очень люблю читать книжки, но что читать нечего. (6)Старик, ярый сторонник просвещения, естественно, был покровителем всякой любознательности. (7)На другой день вдруг присылает он человека за мною; меня повёл отец. (8)Аничков, расспросив хорошенько, что я читал, как понимаю прочитанное и что помню, остался очень доволен: велел подать связку книг и подарил мне… (9)О счастие!.. (10)«Детское чтение для сердца и разума», изданное безденежно при «Московских ведомостях» Н. И. Новиковым!

(11) Я так обрадовался, что чуть не со слезами бросился на шею старику и, не помня себя, побежал домой, оставив своего смущённого отца беседовать с Аничковым. (12)Помню, однако, благосклонный и одобрительный хохот хозяина, загремевший в моих ушах и постепенно умолкавший по мере моего удаления.

(13)Боясь, чтоб кто-нибудь не отнял моего сокровища, я пробежал прямо через сени в детскую, лёг в свою кроватку, закрылся пологом, развернул первую часть – и сразу же позабыл всё меня окружающее. (14)Когда отец воротился и со смехом рассказал матери всё происходившее у Аничкова, она очень встревожилась, потому что и не знала о моём возвращении. (15)Меня отыскали лежащего с книжкой. (16)Мать рассказывала мне потом, что я был точно как помешанный: ничего не говорил, не понимал, что мне говорят, и не хотел идти обедать. (17)Должны были отнять книжку, несмотря на горькие мои слёзы. (18)Угроза, что книги отнимут совсем, заставила меня удержаться от слёз, встать и даже обедать. (19)После обеда я опять схватил книжку и читал до вечера.

(19) Разумеется, мать положила конец такому исступлённому чтению: книги заперла в свой комод и выдавала мне по одной части, и то в назначенные ею часы.

(20) Я читал свои книжки с восторгом и, несмотря на разумную бережливость матери, через месяц с небольшим прочёл всё. (22)В детском уме моём произошёл совершенный переворот, и для меня открылся новый мир… (23)Я узнал в «Рассуждении о громе», что такое молния, воздух, облака; узнал образование дождя и происхождение снега. (24)Многие явления в природе, на которые я смотрел бессмысленно, хотя и с любопытством, получили для меня смысл, значение и стали ещё любопытнее.

(По С. Т. Аксакову*)

* Аксаков Сергей Тимофеевич (1791-1859) – известный русский писатель.

(1)Друзья вошли в маленькую комнату, в которой лежал их больной товарищ. (2)Он уже поправился, но врач велел ему провести в постели ещё денёк-другой.

– (3)Рассаживайтесь! – сказал хозяин комнаты.

– (4)Пушкин, – спросил полный, неповоротливый мальчик, – ты сочинил новые стихи?

– (5)Да, Виленька, – ответил хозяин комнаты.

– (6)Ну, прочти! (7)Прочти же! – воскликнул гость.

(8)В руках у Пушкина появилась тетрадка. (9)Он перелистал ее и, найдя то, что искал, громко прочел заглавие. (10)С первых же слов друзья поняли, что сейчас они услышат стихи, в которых будет говориться о них. (11)Так оно и оказалось. (12)Пушкин читал стихи о своих товарищах, а они не сводили с него глаз.

(13)Все эти мальчики тоже сочиняли стихи, но, слушая стихи Пушкина, они понимали, какая огромная разница между тем, что сочиняли они, и тем, что сочинял их удивительный сверстник. (14)Разница была такая, как между оловянным солдатиком и живым воином на вздыбившемся, с разлетающейся гривой коне.

(15)Больше всех восхищался тот, кого называли Виленькой. (16)Поэзию он считал призванием своей жизни, и вместе с тем ничего не было для него труднее, как написать стихотворную строчку. (17)Он сочинял стихи и во время уроков, и по ночам, но, как ни старался, строчки у него получались такие, что их даже трудно было выговорить… (18) Пушкин любил Виленьку за его преданность поэзии, за трудолюбие, за непобедимое желание во что бы то ни стало добиться цели.

(19)Ясно было, что стихотворение, посвященное товарищам, не обойдется без упоминания о Виленьке. (20)Все ждали, что же скажет Пушкин о злополучном поэте. (21)Всегда есть в среде школьников один, над которым посмеиваются. (22)Хоть и любят, но все же посмеиваются. (23)Вдруг Вильгельм увидел, что Пушкин смотрит на него. (24)Он понял, что сейчас прозвучат строчки, которые относятся прямо к нему. (25)Он весь превратился в слух. (26)Но услышать помешали ему остальные слушатели. (27)Они разразились таким громким хохотом, что он даже поднял руки к ушам.

(28)Вильгельм, прочти свои стихи,

Чтоб мне заснуть скорее!

(29)Все бросились тормошить Виленьку. (30)Ему повторяли то, что прочел Пушкин. (31)Но тут автор обидных строк, вскочив с постели, подбежал к другу.

– (32)Что я должен сделать, чтобы ты простил меня? – воскликнул он. – (33)Ну, говори! (34)Что же ты молчишь? (35)О, как же я себя презираю! (36)Что я должен сделать?

(37)Глаза Пушкина горели. (38)Маленькими руками он комкал рубашку на своей широкой груди. (39)Видно было, что он готов на все.

– (40)Что я должен сделать? (41)Ну, говори!

– (42)Я тебя прощу, если ты…

– (43)Ну?

– (44)Если ты…

– (45)Ну, говори!

– (46)Если ты еще раз прочтешь это дивное стихотворение! (47)Ах, Пушкин, Пушкин…

(48)И Виленька обнял друга.

– (49)Ах, Пушкин! – повторял он. – (50)Ведь я знаю, что ты добрый друг! (51)А если судишь меня строго, то ведь это потому, что ты знаешь, как высок долг поэта. (52)Ты и себе строгий судья… (53)А что я перед тобой? (54)Ну, прочти, прочти еще раз! (55)Тебя можно слушать вечно, Пушкин!

(По Ю. Олеше)



Олеша Юрий Карлович (1899 – 1960) – русский писатель, поэт, драматург, сатирик.