1)По обычаю своему эконом Бобров был домосед. (2)Сорок кряду лет он буквально не выходил из корпуса, но зато постоянно ходил по корпусу и всё хлопотал, «чтобы мошенники были сыты, теплы и чисты». (З)Мошенники эти были мы, — так он называл кадет , разумеется, употребляя это слово как ласку, как шутку. (4)Мы это знали.
(5)Всякий день он вставал в пять часов утра и являлся к нам в шесть часов, когда мы пили сбитень; после этого мы шли в классы, а он — по хозяйству. (6)3атем обед и всякую другую пищу мы получали непременно при нём. (7)Он любил кормить и кормил нас прекрасно и очень сытно. (8)Порций, как это
водится во всех заведениях, у нас при Боброве не было — все ели, кто сколько хотел.
(9)Одевал он нас всегда хорошо; бельё заставлял переменять три раза в неделю.
(10)Был очень жалостлив и даже баловник, что отчасти было, вероятно, известно директору, но не всё: водились и такие вещи, которые Андрей Петрович по добросердечию своему не мог не сделать, но знал, что они незаконны, и он, бригадир, скрывался с ними, как школьник. (11)Это больше всего касалось кадетов, подвергнутых наказанию.
(12)Тут он весь вне себя был, сдерживался, но внутренне ужасно болел, кипятился, как самоварчик, и, наконец, не выдерживал, чтобы чем- нибудь не «утешить мошенника». (13)Всякого наказанного он как-нибудь подзовёт, насупится, будто какой-то выговор хочет сказать, но вместо того погладит, что-нибудь даст и отпихнёт:
— Пошёл, мошенник, вперёд себя не доводи!
(14) Особенная же забота у него шла о кадетах-арестантах, которых сажали на хлеб и воду, в такие особенные карцеры, куда товарищи не могли доставить арестантам подаяние. (15)Андрей Петрович всегда знал по счёту пустых столовых приборов, сколько арестованных, но кадеты не упускали случая с своей стороны ещё ему особенно об этом напомнить. (16)Бывало, проходя мимо него из столовой, под ритмический топот шагов, как бы безотносительно произносят:
— Пять арестантов, пять арестантов, пять арестантов.
(17) А он или стоит только, выпучив свои глазки, как будто ничего не слышит, или, если нет вблизи офицеров, дразнится, то есть отвечает нам тем же тоном:
— Мне что за дело, мне что за дело, мне что за дело.
(18) Но когда посаженных на хлеб и воду выводили из арестантских на ночлег в роту, Андрей Петрович подстерегал эту процессию, отнимал их у провожатых, забирал к себе в кухню и тут их кормил, а по коридорам во всё это время расставлял солдат, чтобы никто не подошёл. (19)Сам им, бывало, кашу маслит и торопится тарелки подставлять, а сам твердит:
— Скорее, мошенник, скорее глотай!
(20) Все при этом часто плакали: и арестанты, и он, их кормилец, и сторожевые солдаты, участвовавшие в проделках своего доброго бригадира.
(21) Кадеты его любили до той надоедливости, что ему буквально нельзя было показаться в такое время, когда мы были свободны. (22)Если, бывало, случится ему по неосторожности попасть в это время на плац, то сейчас же раздавался крик:
— Андрей Петрович на плацу!
(23)Болыне ничего не нужно было, и все знали, что делать: все бросались к нему, ловили его, брали на руки и на руках несли, куда ему было нужно. (24)Это ему было тяжело, потому что он был толстенький кубик, — ворочается, бывало, у нас на руках, кричит:
— Мошенники! (25)Вы меня уроните, убьёте... (26)Это мне нездорово, — но это не помогало.
(По Н. С. Лескову*)
* Лесков Николай Семёнович (1831-1895) — известный русский писатель и публицист.