Реальный текст ЕГЭ по русскому языку 2020. Д. Гранин о Париже
Паустовский описал первое это свидание с Парижем в своем очерке
«Мимолетный Париж».
Про Лувр в этом очерке почти ничего нет. И в «Европейском дневнике» две короткие строчки. О самом сокровенном, личном он избегал писать. Оставлял для себя. Нельзя все для печати. Перед поездкой в Лувр Паустовский предложил нам троим — Рахманову, Орлову и мне — ограничиться минимумом. Не бегать с толпой экскурсантов из зала в зал, не пытаться осмотреть даже лучшее. Константин Георгиевич живо представил нам в подробностях: тысячи картин, и все знаменитые — Рембрандта и Веласкеса, школы всех веков, анфилады, переходы,
этажи, разноязычные голоса гидов...
— А мы посмотрим только Нику Самофракийскую, Венеру Милосскую и
Джоконду. Проведем у каждой полчаса и уйдем.
К тому времени нас уже слегка подташнивало от музеев Греции, Италии, от мраморных скульптур, памятников, фресок, картин, гравюр, росписей. Все слиплось в сырой ком. План Паустовского понравился
своей решительностью и простотой.
Ника, безголовая, безрукая, была непонятна. Фантазии моей не хватало представить ее в целости. Красота ее тела, что светилось сквозь каменные складки прозрачной туники, не действовала на меня без головы, без лица. Красоты одного тела оказалось мало. Скульптура передавала подвижность тела, воздушность ткани так искусно, как ныне не могут. Если древние умели такое, можно ли говорить о прогрессе в искусстве? Движется ли искусство куда-нибудь? На галерный корабль такую фигуру ставили, на парусник — понятно, а на межпланетный она не пойдет, другую надо придумывать. Вот примерно куда меня завело, когда я разглядывал Нику. Чувств удивления и интереса надолго не хватило, зароились разные мысли. Мы продолжали стоять перед нею. Я украдкой взглянул на часы. Прошло пятнадцать минут. Не так-то просто истратить полчаса на одну вещь. Никогда я такого не делал. Смотреть, а чего в ней еще смотреть, все уже ясно. Изучать? Опять же — чего? Если бы я был искусствоведом... А уж переживать — тем более невозможно так долго. Непростое это оказалось дело. Куда легче двигаться, идти мимо разных полотен, гулять по музею, остановиться у какой-нибудь исторической сцены, полюбоваться красоткой, можно пейзажем. Прочитаешь подпись
«Тициан» — ага, значит, надо еще раз взглянуть, присмотреться, вроде
и в самом деле гениально.
Постояв еще немного, мы двинулись к Венере.
Как всякий, я навидался ее изображений. Теперь я стоял перед подлинником. Я знал, что должен волноваться. Кто только не стоял на этом месте, перед этим совершенным мрамором! Великие, известные, в сущности все просвещенные люди, что жили в Париже, и те, кто приезжал в Париж, все русские интеллигенты, все художники Европы, ее поэты, ученые, ее правители, — все считали необходимым являться сюда, к этой женщине. И вот теперь и я сподобился. И я смогу сказать, что видел Венеру Милосскую. Это было как вершина для альпиниста, отметка для получения разряда. Передо мною было воплощение женственности, общепризнанная мера красоты, гармонии, проверенная столетиями. Вспомнил очерк Глеба Успенского «Выпрямила». В самом деле, если бы можно было сосчитать, скольким людям помогла эта красота устоять, скольким вернула покой, силу, чувство любви к жизни, восхищения человеком?.. С Венерой, следовательно,
разобрался, вникнул. А вот Джоконда...
Не хочу рассказывать о первом чувстве разочарования перед Джокондой, не это важно. О картине я писать не собираюсь, и о своих мыслях тоже. Что-то было вначале, а потом пропало. Никаких мыслей не стало, а был уход, я не заметил, как стал уходить в картину, погружаться в нее. И она уходила в меня. Так бывает, когда долго стоишь перед морем. Или лежишь, глядя в небо. За четверть века то чувство давно стерлось, осталось от него воспоминание того, как стоял я без мыслей, забыв о времени. Через несколько лет, снова будучи в Лувре, я к Джоконде не подошел и больше не подойду. Очнулся я, увидев, что Паустовский плачет, и показалось это естественным. Мы вышли из Лувра, ни на что более не взглянув. Устали. Сели на
скамейку и долго сидели молча.
Выходило, что одна картина может дать больше, чем целая чем целая
галерея, если эту картину удается пережить.
Выходило, что у картины можно простоять и полчаса, и больше. Одна
картина, одна книга...

1

Как искусство влияет на человека? Такую проблему ставит Гранин в предложенном для анализа тексте.



2

Автор рассказывает о том,какие чувства вызывала у него Ника - одна из скульптур Лувра. Она, «безголовая, безрукая», не понравилась рассказку. «Красота ее тела не действовала» на него «без головы, без лица». Этот пример показывает, что не все произведения искусства могут впечатлить человека.



3

В то же время Гранин говорит о том, что Джоконда вызвала в нем яркие эмоции. Рассказчик смог погрузиться в нее, и «никаких мыслей не стало», он «не заметил, как стал уходить в картину, погружаться в нее». А Паустовский, смотря на это произведение искусства, плакал.Получается, что есть шедевры, заставляющие человека проникнуться ими, осознать весь истинный замысел и глубину.


4

Эти примеры противопоставлены друг другу и показывают, что творения искусства могут влиять на человека по-разному.


5

Писатель считает, что одни произведения никак не воздействуют на человека, а другие затрагивают до глубины души.



6

Я согласен с позицией автора, потому что восприятие искусства субъективно. Например, картины Малевича признаны шедеврами, однако на меня они не произвели никакого впечатления.


7

Подводя итоги, хочется сказать, что искусство не всегда вызывает положительные эмоции у человека, а иногда даже наоборот.

❗️Обратите внимание на то, что теперь нельзя начинать абзац или предложение со слова «также».

(1)Почему-то из детства мне всегда вспоминается только хорошее.

(2)Хуторок наш, в три дома, стоял, окруженный оврагами, на бугре, на сухом, возвышенном месте, среди длинных, как ленты, протянувшихся по степи, разросшихся лесопосадок.

(3)Мой отец — агроном, его дело — бороться с оврагами, с суховеями, изучать жизнь не тронутой человеком, нераспаханной степи и глубинные ее связи с лесом, с ветром, с водой по оврагам, с длинной цепью прудов, сеять хлеб под защитою лесополос.

(4)Мы живем здесь, как в некой особой стране. (5)Вокруг нас на многие километры сплошь безлесные деревеньки да степи, иссыхающие на горячем ветру уже к концу мая, все здесь серого, желтого цвета, а мы — в зелени и в цветах, в гущине трав по пояс, в птичьем гаме, в черемухе и соловьях.

(6)В те годы, как я теперь понимаю, отец меня многому научил, если, в сущности, не всему. (7)Только делал он это неназойливо, осторожно, почему-то всегда оставаясь в тени, будто занятый чем-то другим.

(8)Мне, наверное, не было и шести лет, когда он посадил меня верхом на коня и заставил проехаться по двору. (9)Конь был умный, послушный, влюбленный в людей, славный Мальчик.

(10)Я проехала, еле держась за поводья и сползая на холку коню, но не вскрикнув, не завизжав: выражать чувство страха в нашем доме не принято. (11)Я ударила Мальчика пятками по бокам, и он поскакал. (12)Не успев удержаться, я скатилась в траву через голову Мальчика. (13)В ту же самую секунду он остановился, и, лоснящийся, эластичный, с удивлением и упреком повернулся ко мне и тихонько заржал.

—(14)Ну, ну! (15)Ничего, ничего… — сказал мне отец. (16)И спокойно пошел по делам, по хозяйству, хорошо понимая, что самое важное уже сделано, навсегда. (17)Что теперь я всю жизнь буду помнить эту счастливую минуту, что я стану бродить за Мальчиком неотступно, помогать нашему конюху чистить его, кормить и поить, и водить на купание на пруд и в ночное. (18)Он, отец, и еще и еще ненавязчиво поощрит эту страсть: то даст подержать под уздцы, когда сам будет садиться в седло, то я буду править вожжами, когда мы с отцом поедем на станцию в нашем стареньком тарантасе, то он разрешит всем нам троим, мне и старшим двум сестрам, поехать без взрослых, одним, на первый участок в библиотеку или в поле за сеном — и это всегда для меня будет праздник.

(19)Зимним утром конюшня еще в темноте. (20)Двойные широкие двери — на светлом ее силуэте — зияют глубоким провалом, оттуда уже вылетает парок, запах теплых животных, навоза, гниющей соломы. (21)Там, внутри, убитый ногами земляной пол, на стене, на крюке фонарь «летучая мышь», он чуть теплится в этом мраке, в клубящемся зимнем воздухе. (22)За невидимой стенкой дощатого стойла — наш конюх Роман Васильевич: невысокого роста, с круглой стриженой головой, с низким лбом, перерезанным глубокими бороздами морщин. (23)Он, посвистывает, выгребая лопатой навоз, подстилая солому.

—(24)А, здорово, здорово! — откликается он на мое приветствие.

—(25)Как дела?

—(26)Ничего… (27)А твои?

—(28)И мои ничего.

—(29)Ну вот и прекрасно!

(30)Утро полностью наше. (31)Нам никто не мешает. (32)Я стою у бревенчатой, крашенной известью стены и с волнением наблюдаю каждый день одно и то же прекрасное зрелище — прекрасное, по крайней мере, для меня, — как Роман Васильевич берет в руки щетку и начинает чистить лошадей: сперва Мальчика, затем Чалого, затем Пегушу, затем Орлика, затем Серого, затем Галку и хорошенького ее жеребенка, стригунка, вызывающего у меня, да и у всех живущих на хуторе, какое-то совершенно особое чувство нежности, ласки.

— (33)Но, но… (34)Не кусайся! (35)Ишь чего захотел! — ворчливо отталкивает Роман от себя жеребенка, играющего и хватающего его за чуб и за шапку зубами.

(36)Этот двор мне знаком до последней соломинки, до последнего бревнышка. (37)Говорят, что когда-то здесь жил Докучаев. (38)Низкий, маленький домик, крытый соломой, в одну комнату, с русской печью, с холодными сенями и чуланом, поставленный на окраине леса, он давно обветшал. (39)Но его не ломают. (40)Рядом с домом колодец с журавлем и вот эта конюшня, куда я хожу по утрам к лошадям. (41)Летом здесь очень тихо, безветренно и уютно. (42)Вокруг лес — стоит не шелохнется; в тихих, слепеньких окнах отраженно, как в омуте, зреют синие сумерки.

(43)Сейчас лес и сырая солома на крыше, на срезе, каждый листик и каждая веточка на морозном стекле — все бело, все искрится от снега, розовеет в свете первых лучей декабрьского солнца. (44)Мои ноги замерзли, я уже застоялась, как конь, и Роман поспешает: он выводит на улицу Мальчика и гонит его к стеклянной от намерзшего льда водопойной колоде; тот бежит, индевея, в белом ворсе вокруг тонких ноздрей и на челке; повод брошен, мотается у него под ногами, тонкой змейкой прочерчивает по свежему порошистому снегу извилистый след. (45)Вода ледяная, но парит в настывшем за ночь мерзлом воздухе.

(46)Мальчик весело, бойко, с разбегу утыкается мордой в колоду, жадно пьет, морща нос и лиловые, словно сделанные из резины, мясистые губы, звонко хлюпает, даже всхрапывает потихоньку. (47)И вдруг зорко косится огромным, в прямых нежных ресницах застенчивым глазом на Романа, на мою неуклюжую в шубе и шапке фигурку.

—(48)Но-о, пужайся! (49)Уж больно пужливый… — охлаждает его грубовато Роман и при этом любовно похлопывает Мальчика рукавицей по крупу. — (50)Ну-ка, ну-ка, подвинься! — (51)И он поворачивает копя поудобней, чтобы рядом с ним стала Пегуша, а за ней следом Галка с жеребчиком. — (52)Ишь какой эгоист!.. (53)Растопырился!

(54)И подсвистывает: пей, мол, пей, напивайся на весь день работы.

(55)Я не знаю, что думает Мальчик, глядя вдаль, на дымы, поднимающиеся столбами из труб занесенных снегом домов, на леса, индевеющие на горизонте, на степь, чуть курящуюся серебряными хвостами поземки, но мне радостно видеть его стройную шею, красивую голову, этот крепкий, темнеющий по позвоночнику круп, словно в этом животном сама радость жизни, словно я нашла себе друга, хорошего друга, которого мне не заменит никто, даже самые лучшие, умные люди. (56)Да и так рассудить: всему есть на земле свое время и место, и я теперь дружбу с людьми, может быть, понимаю значительно глубже и шире, чем если бы понимала ее, не оставив в степи ни Пегуши, ни Галки, ни Мальчика.

(1)С работы в этот раз Нина возвращалась поздно.

(2)Дверь почему-то оказалась открытой, в темной комнате было холодно, плита не топилась; за столом, кинув на клеенку руки, сидела Евгения Ивановна в ватнике и платке, смотрела на холодную плиту.

—(3)Что это вы в темноте? — спросила Нина.

(4)Евгения Ивановна не взглянула в ее сторону.

(5)Нина вышла, раздалась, принялась растапливать плиту и все оглядывалась на Евгению Ивановну — та сидела все так же неподвижно, изредка роняя:

—(6)Вот беда-то...

(7)Свое «Вот беда-то» она проговаривала так обычно и нестрашно, как проговаривают по привычке, когда никакой особенной беды нет, и Нину тревожили не слова, а эта напряженная поза и глаза, которые никуда не смотрели, хотя были открыты.

(8)Она чистила картошку, мыла ее, ставила на плиту и все кружила, кружила словами и все думала: где и какая беда, уж не передавали ли чего по радио? (9)Что-нибудь про Сталинград или Ленинград?.. (10)И тут ей показалось, что Евгения Ивановна улыбнулась, в черном оскале блеснули металлические коронки, и задохнувшийся голос забормотал бессмыслицу:

—(11)Вот тебе и гривенники... (12)Вот и гривенники...

(13)Теперь Нине стало по-настоящему страшно. (14)Она выскользнула тихонько в сени, оттуда, боясь стукнуть дверью, — во двор, побежала к Ипполитовне.

—(15)Пойдемте к нам. (16)Там тетя Женя чего-то... (17)Сидит... (18)Она вроде не в себе, помешалась. (19)Я боюсь...

(20)Старушка пошла, держась за стенки, перехватываясь руками, Нина поддерживала ее.

(21)Евгения Ивановна все так же сидела лицом к плите и не взглянула на них, только опять выхватила гребенку, раз-другой поскребла по голове.

—(22)Ты чего это, в одеже — с порога окликнула Ипполитовна, а Евгения Ивановна будто и не слышала, только заелозила шершавыми ладонями по клеенке, как будто сметала крошки. (23)Припадая на ноги, Ипполитовна подошла, тяжело опустилась на стул, взяла ее за руки, потянула к себе.

(24)Евгения Ивановна осмысленно посмотрела на неё, сдвинув брови, как будто силилась и не могла понять обращенные к ней слова.

—(25)Сон-то, сон мой вещий — больным, переливчатым голосом выкрикивала Евгения Ивановна, — (26)Мужики мои вон... —(27)Она упала головой на стол, стала перекатываться лбом по клеенке. —(28)Мужа убили!.. (29)А Колюшка, сын — без вести...

(30)Нина зажала рот рукой, увидела, как сразу уменьшилась, осела Ипполитовна, будто растеклась по стулу, и как некрасиво раскрылся ее запавший рот.

(31)Ипполитовна постепенно оправлялась от испуга, приходила в себя и уже скребла маленькими пухлыми руками по спине Евгении Ивановны.

—(32)Ты погоди, девка... (33)Сразу-то не верь. — (34)Она оглядывалась на Нину, словно ждала подмоги. (35)А Нина стояла, вся съежившись, чувствуя себя почему-то виноватой перед этим горем, и ничем помочь не могла.

—(36)Ты погоди... (37)Похоронки-то кто пишет? (38)Писаря. (39)А они при штабах, там бумаг страсть сколько... (40)Вот и попутали. (41)Вон и Нинка скажет, она грамотная.

(42)Нина молчала. (43)А Евгения Ивановна со стоном перекатывалась лбом по столу, гребенка выпала из ее волос, волосы рассыпались, липли к мокрым щекам. (44)Вдруг она оторвала голову от стола и замерла, вроде к чему-то прислушиваясь. (45)Пошарила в карманах ватника, вытащила бумагу, всхлипнула, подала Нине.

(46)Нина прочитала. (47)Эта бумага была из горвоенкомата, ней значилось, что, по наведенным справкам, рядовой Завалов Николай Артамонович погиб в декабре 1941 года, а младший сержант Николай Николаевич с ноября 1941 года числится в пропавших без вести.

(48)И опять Евгения Ивановна стала плакать, припав головой к столу.

—(49)Ну, дак что? — и тут нашлась Ипполитовна. —(50)Нюрку Милованову знаешь? (51)Энту, с Кирпичной?.. (52)Пришел мужик домой без ноги, а через месяц на него похоронка, сам и получил... (53)Война большая, сколько людей в ней, кого и попутают...

(54)Евгения Ивановна притихла, только изредка всхлипывала, конечно, ничему этому она не верила, смотрела и слушала просто так, для последней душевной зацепки, чтобы смирить первое горе.

(55)А Нина думала о Луке из пьесы «На дне», про которого все говорят, что он жулик и вредный утешитель... (56)А Нина видела его доброту, ведь он один пожалел умершую Анну, за это она любила его. (57)И сейчас думала, что в жизни нельзя без утешителей, иначе сломается душа; страшную правду надо впускать постепенно, придерживая ее святой ложью, иначе душа не выдержит... (58)Даже металл не выдерживает огромного одноразового удара, а если нагрузку распределять порциями, металл будет жить долго, до последней усталости... (59)А человеческая душа — не металл, она хрупка и ранима...

(По М.В. Глушко)


Мария Васильевна Глушко́ — советская и украинская писательница, сценарист.

В предложенном для анализа тексте М.В.Глушко ставит проблему утешительной лжи.



Автор обращает внимание читателя на Евгению Ивановну, которая получила похоронки на родственников . Ей стало очень плохо, и она начала плакать. А Ипполитовна решила её успокоить, сказав, что люди, которые отправляют похоронки, могут ошибаться, так как они всего не знают, у них «бумаг страсть сколько». Этим она дала надежду на то, что родные Евгении Ивановны живы. Этот пример показывает, что порой, чтобы успокоить человека, необходимо солгать или сказать то, в чем ты не до конца уверен.


В продолжение М.В. Глушко рассказывает о Луке из пьесы «На дне», который давал всем ложную надежду. За это его называли «жуликом», но героиня текста Нина его очень любила, потому что считала его «утешителем», так как он помогал людям, вселяя веру в лучшее. Таким образом, чтобы облегчить человеческие муки, людям нужно давать надежду, даже если она ложная.


Эти примеры дополняют друг друга, показывая, что иногда сладкая ложь нужнее, чем горькая правда.



М.В.Глушко считает, что в жизни нельзя без утешительной лжи, «иначе сломается душа».


Я согласен с мнением автора. Для многих очень важно услышать утешительные слова, ведь они дают шанс человеку поверить в лучшее. Важно помочь человеку, столкнувшимися в жизни с бедой, поддержав его и уверив в том, что в итоге все будет хорошо.


Подводя итог, хочу сказать, что человеку всегда нужна надежда на лучшее.

Какого художника можно назвать по-настоящему талантливым? Такую проблему ставит Белов в предложенном для анализа тексте.


Автор рассказывает о малоталантливом художнике, который высокомерен, горд и бесстыж. Растерянность перед гениальными творцами унижает его. Такой художник склонен более к разрушению, чем к творчеству. Этот пример показывает, что человек не может быть талантливым, если он бессовестен и высокомерен.


В то же время Василий Иванович Белов обращает внимание читателя на то, что настоящий художник ждет уважения, а не признания со стороны людей. "Чем больше талант, тем меньше высокомерия, гордости», - пишет автор. Творец, который создает новый и чистый художественный образ, «стыдлив», ему нужно уединение, тайна. Таким образом, у настоящего художника есть огонь в душе, "целомудрие, духовная и физическая чистота"


Эти примеры-иллюстрации противопоставлены друг другу. Если в первом показывается малоталантливый, бессовестный художник, не способный создать что-то новое, то во втором раскрывается сущность настоящего творца, которому "незнакомо чувство собственного превосходства".


Авторская позиция ясна: талантливым художником можно назвать скромного и мудрого человека, для которого совершенно неважна известность, ведь «публичным, известным всем или множеству должно стать впоследствии творение художника, но отнюдь не он сам»


Я согласна с мнением автора. Действительно, настоящий художник становится известным благодаря своим произведениям, а не вызывающему поведению. Творить нужно с открытым сердцем, без корысти и грязных помыслов. Например, в произведении Константина Паустовского "Старый повар" музыкант помог пожилому человеку осуществить мечту, сыграв ему на клавесине. Моцарт облегчил последние минуты жизни старика. Он сделал это от чистого сердца, не прося ничего взамен.


Подводя итог, хочу сказать, что гениальный художник в отличие от посредственного способен создать что-то великое.

(1)Академическое познание, изучение творческого созидания никогда не встанет вровень с художественным восприятием этого созидания.(2) Великое искусство потому и зовут великим, что оно понятно для всех, по крайней мере, для большинства. (3)Вовсе не обязательно быть докой-специалистом, чтобы читать «Войну и мир» или смотреть и слушать «Лебединое озеро». (4)Сложностью и недоступностью формы не так уж и редко маскирует посредственный художник недостаток таланта. (5)Это не означает, что произведения великих, гениальных художников никогда не бывают сложными и непонятными. (6)Разница между сложностью малоталантливого и сложностью гениального художника скорей всего в том, что в первом случае сложность топчется на одном месте, она статична, во втором — она движется, самораскрывается, обнаруживая все новые возможности произведения.


(7)Восприятие художественного образа по сути и качественно то же, что и его создание. (8)Разница здесь, вероятно, лишь в масштабности…(9)Несомненно, во всяком случае, то, что восприятие образа процесс также творческий. (10)Именно это-то обстоятельство и таит в себе великую опасность культурного иждивенчества.


(11)Под маской скромности (где уж нам, дескать?) таится обычная трусость либо обычная лень, и человек лишь пользуется созданными до него художественными ценностями, даже не пытаясь создать что-то свое.(12) Пусть не гениальное, но свое!


(13)Пресловутый максимализм (либо стать Микеланджело, либо совсем не заниматься творчеством) никогда не содействовал благу общенародной культуры. (14) Игнорировать собственный талант (какой бы он ни был по величине) на том основании, что есть люди способней тебя, глушить в себе творческие позывы так же безнравственно, как безнравственно заниматься саморекламой, шумно преувеличивая собственные, нередко весьма средние возможности.


(15) «Уничижение паче гордости», — говорится в пословице. (16) Найти свое лицо — нравственная обязанность каждого.(17) Но к лицу ли человеку подобострастие? (18)Растерянность перед более талантливым унижает его. (19) Настоящий художник ждет от других обычного уважения. (20)Ему совсем незнакомо чувство собственного превосходства. (21) Чем больше талант, тем меньше высокомерия и гордости у его обладателя.(22) Между величиной таланта, силой художественного образа и уровнем нравственности существует самая прямая зависимость. (23) Стыд, совесть, целомудрие, духовная и физическая чистота, любовь к людям, превосходное знание разницы между добром и злом — все эти нравственные свойства художника отображает питаемый им художественный образ.(24) Художественный образ не может быть создан бесстыжим, бессовестным художником, человеком с грязными руками и помыслами, с ненавистью к людям, человеком, не знающим разницы между добром и злом. (25) Да и вообще, возможно ли подлинное творчество в неспокойном или злом состоянии? (26) Вряд ли…(27)Злой человек склонен более к разрушению, чем к творчеству, и нельзя путать вдохновение созидателя с геростратовским…


(28)Подлинный художественный образ всегда нов, то есть стыдлив, словно невеста, целомудрен и чист. (29)Свежесть его ничем не запятнана. (30) Настоящий художник, как нам кажется, тоже стыдлив, ведь и само творчество требует уединения, тайны. (31)Вынашивание и рождение образа не может совершаться публично, у всех на виду. (32) Публичным, известным всем или множеству должно стать впоследствии творение художника, но отнюдь не он сам. (33) Не потому ли гениальные творения древних русских живописцев не подписаны?


(34) Древние художники и архитекторы предпочитали остаться безвестными. (35) Ведь значит же что-то это известное и совсем не случайное обстоятельство.



Василий Белов (1932-2012) – русский советский писатель и поэт, один из крупнейших представителей «деревенской прозы».
(1)Академическое познание, изучение творческого созидания никогда не встанет вровень с художественным восприятием этого созидания.(2) Великое искусство потому и зовут великим, что оно понятно для всех, по крайней мере, для большинства. (3)Вовсе не обязательно быть докой-специалистом, чтобы читать «Войну и мир» или смотреть и слушать «Лебединое озеро». (4)Сложностью и недоступностью формы не так уж и редко маскирует посредственный художник недостаток таланта. (5)Это не означает, что произведения великих, гениальных художников никогда не бывают сложными и непонятными. (6)Разница между сложностью малоталантливого и сложностью гениального художника скорей всего в том, что в первом случае сложность топчется на одном месте, она статична, во втором — она движется, самораскрывается, обнаруживая все новые возможности произведения.


(7)Восприятие художественного образа по сути и качественно то же, что и его создание. (8)Разница здесь, вероятно, лишь в масштабности…(9)Несомненно, во всяком случае, то, что восприятие образа процесс также творческий. (10)Именно это-то обстоятельство и таит в себе великую опасность культурного иждивенчества.


(11)Под маской скромности (где уж нам, дескать?) таится обычная трусость либо обычная лень, и человек лишь пользуется созданными до него художественными ценностями, даже не пытаясь создать что-то свое.(12) Пусть не гениальное, но свое!


(13)Пресловутый максимализм (либо стать Микеланджело, либо совсем не заниматься творчеством) никогда не содействовал благу общенародной культуры. (14) Игнорировать собственный талант (какой бы он ни был по величине) на том основании, что есть люди способней тебя, глушить в себе творческие позывы так же безнравственно, как безнравственно заниматься саморекламой, шумно преувеличивая собственные, нередко весьма средние возможности.


(15) «Уничижение паче гордости», — говорится в пословице. (16) Найти свое лицо — нравственная обязанность каждого.(17) Но к лицу ли человеку подобострастие? (18)Растерянность перед более талантливым унижает его. (19) Настоящий художник ждет от других обычного уважения. (20)Ему совсем незнакомо чувство собственного превосходства. (21) Чем больше талант, тем меньше высокомерия и гордости у его обладателя.(22) Между величиной таланта, силой художественного образа и уровнем нравственности существует самая прямая зависимость. (23) Стыд, совесть, целомудрие, духовная и физическая чистота, любовь к людям, превосходное знание разницы между добром и злом — все эти нравственные свойства художника отображает питаемый им художественный образ.(24) Художественный образ не может быть создан бесстыжим, бессовестным художником, человеком с грязными руками и помыслами, с ненавистью к людям, человеком, не знающим разницы между добром и злом. (25) Да и вообще, возможно ли подлинное творчество в неспокойном или злом состоянии? (26) Вряд ли…(27)Злой человек склонен более к разрушению, чем к творчеству, и нельзя путать вдохновение созидателя с геростратовским…


(28)Подлинный художественный образ всегда нов, то есть стыдлив, словно невеста, целомудрен и чист. (29)Свежесть его ничем не запятнана. (30) Настоящий художник, как нам кажется, тоже стыдлив, ведь и само творчество требует уединения, тайны. (31)Вынашивание и рождение образа не может совершаться публично, у всех на виду. (32) Публичным, известным всем или множеству должно стать впоследствии творение художника, но отнюдь не он сам. (33) Не потому ли гениальные творения древних русских живописцев не подписаны?


(34) Древние художники и архитекторы предпочитали остаться безвестными. (35) Ведь значит же что-то это известное и совсем не случайное обстоятельство.



Василий Белов (1932-2012) – русский советский писатель и поэт, один из крупнейших представителей «деревенской прозы».

Нужно ли уметь говорить красиво и выразительно ?



А.П.Чехов рассказывает о том, что имеется много историй «про жрецов науки, которые «изводили» своих слушателей и в конце концов возбуждали к науке полнейшее отвращение». Этот пример показывает, что людям необходимо говорить красиво, чтобы привить интерес слушателя к чему-либо.


В то же время автор повествует о лучших людях в эпоху процветания государств , которые были прекрасными ораторами. Их путь путь ко всякой карьере был усыпан «цветами» красноречия, а «искусство говорить считалось обязательным». Получается, что именно благодаря своему ораторскому мастерству люди добивались больших успехов


Эти примеры-иллюстрации противопоставлены друг другу. Если первый пример доказывает, что "пошлое краснобайство" отбивает всякий интерес у слушателя, то второй представляет ораторское искусство, как сильнейший рычаг культуры.


А. П. Чехов полагает, что нужно говорить красиво и выразительно, а обучение красноречию следовало бы считать неизбежным.


Я поддерживаю мнение автора. Действительно, умение ясно и кратко выражать свои мысли необходимо всем людям, чтобы сохранить богатство родного языка. Думаю, что ораторское мастерство - очень важный навык современного человека, поскольку способность "говорить красиво" помогает взаимодействовать со слушателями и достигать успеха.


В заключение хотелось бы сказать, что богатый словарный запас и умение грамотно выражать свою мысль помогают людям добиваться многого.